Имя Геннадия Архиреева
я запомнила с выставки "Казанский натюрморты в музее изобразительных искусств
в 1970 году, где впервые были представлены две работы двадцатилетнего художника.
Каждая новая выставка с его участием подогревала интерес к нему, и я внимательно
слушала противоречивые истории об этой то ли анекдотической, то ли трагической
фигуре. Часто такие "рассказки" вовлекали в коллективное мифотворчество
вовсе не желавших участвовать в нем людей.На молодежной выставке один из проходивших мимо художников возмущенно обрушился на разношерстных поклонников Архиреева: "Почему какой-то пьяница! самоучка!!! возбуждает столько любопытства, а вокруг достойных художников - тишина?"
Давно уже Геннадий Архиреев - непоколебимый трезвенник, член Союзов художников России и Татарстана, но неслабеющая молва преподносит новые были и небылицы об отшельнике со старого берега Казанки. И ведь не ищет он известности, не дает интервью, честолюбие его не допекает, и вообще, славу он воспринимает как "опасную мадам", которая "накидывает золотую цепь на вашу шею и незаметно делает из вас марионетку".
Так что же возбуждает любопытство? Колоритная внешность цыгана, чей взгляд волнует как бездна... дерзость поступков, или что-то еще?
Натюрморты Архиреева появились среди новостроек и героических тем соцреализма. В них старые, долго служившие человеку вещи обретали необычную одушевленность. Он заставлял любоваться простыми предметами - граненый стакан, очки, столярные инструменты, керосиновая лампа и тому подобный неантикварный набор вносил теплоту и свежесть в застоявшуюся обыденность, а иногда тревожил сочетанием неожиданных ощущений.
Пытаясь найти Архирееву определенное место в существующих направлениях изобразительного искусства, отечественные искусствоведы отмечают "безупречное чувство стиля, колористическое богатство и точность живописных интонаций. В его творчестве заметно влияние импрессионистов, "мирискусников", русского авангарда и, более всего, "бубнововалетовских" тенденций. Но самобытность Г. Архиреева вносит необъяснимую загадочность в художественное отражение действительности.
Голландские искусствоведы в Зутфенском каталоге обозначили его живопись коротко - "магический реализм".
Архиреев - противник мистификаторства, фантастические эпитеты его раздражают. Он честен как гильотина, и трудно обмануть его проницательный взгляд. Может быть, ему просто обидно, когда мучительный поиск художественного образа - эквивалента реальному миру - приравнивается к чудесам и шарлатанским фокусам, Но если сила его эквивалентов не поддается материалистическим измерениям, если картины вызывают длинные цепочки невероятных ассоциаций - их можно "слушать, и у каждой своя музыкальная тема и стиль; в них можно погружаться как в атмосферу набоковских, бунинских или булгаковских повествований; они увлекают, предоставляя пространство для игры воображения. Живописная ткань этих картин кажется изменчивой, они живут как бы независимой жизнью, откликаясь, сочувствуя и открывая чуткому взгляду непостижимый мир живописи. Не так-то легко определить это искусствоведческой формулой.
Немало загадочного и в биографии автора. Почему он родился в Свияжске, с которым его семья никак не связана? Кто был его отец? На бесконечные вопросы сына мать отвечала: "Когда-нибудь расскажу".
Уже после смерти матери ее младшая сестра рассказала, что Гена родился в гулаговской тюрьме на острове Свияжск (4 июня 1949 года), потому что Настю - его мать репрессировали поздней осенью 1948 года. Бабушка хлопотала о разрешении забрать малыша в семью, но без успеха.
После реабилитации мать сразу поехала за сыном в детдом для детей арестантов, где главврач уже надеялась усыновить ее мальчика и уговаривала Настю, молодую, красивую незамужнюю женщину, к тому же опасно заболевшую чахоткой, - отказаться от сына и как следует заняться своим здоровьем,
Гешке было почти три года, он любил докторшу, называл ее мамой, Настю долго не хотел признавать. Это грустная история, наверное, отпечаталась на его характере: "Очень резвый, самовольный, веселый и добрый мальчишка - петь, плясать не надо уговаривать, а вдруг задумается, и сделается так тих, что сердце, глядя на него, защемит. И очень любил он уходить один далеко от дома".
Архиреев совсем не
помнил того, о чем поведала тетка, но в триптихе "Вороний вальс" с
потрясающей силой показал то, чего никак не мог видеть.Три почти черных холста. У каждого свое название и свой герой-автомобиль. В первой части - "Сорок девятый год - помятый фургон увозит в направлении от зрителя кого-то очень близкого. Грозная машина тяжело газует на ровной дороге, она неимоверно устала возить миллионы невинных жертв. И что же такое творится с людьми, что они не хотят, не могут понять ее железную усталость? На третьей картине - "Черный октябрь" - обратное движение, грузовик вывозит из колхоза последнее зерно. Как будто проклятье обреченной на голод деревни выворачивает колеса, рвет брезент с незадачливого трудяги-грузовика.
А в центре - "Октябрьская" - пустой грузовик перед сельским магазином. Скелеты винных ящиков оползают вдоль стены. Дверь в магазин распахнута как черная дыра. Лишь одна живая душа пса Кабысдоха застыла на дороге, тихо воя на красный флаг, развевающийся над магазином, как и положено в праздник Великого Октября.
И на всех трех полотнах - безмолвно вальсирующие вороны. Раз-два-три, раз-два-три... Похоже, даже они не смеют шуметь на этом празднике.
В этих картинах нет юродства или умной усмешечки, в них боль и вера в духовное возрождение.
Мне хорошо запомнилась история с утюгами, в которой безобидные, на первый взгляд, натюрморты послужили поводом к откровенным насмешкам удачливых собратьев по искусству.
"Бабушкины утюги" - на лоскутном одеяле детская солнечность, соединенная с грустной умудренностью
- странная повесть о добрых стариках-трудягах. Ничего-то не заработали они за всю свою честную жизнь, но ярки лоскутки их заблуждений...
"Полустанокй
- последний утюг времен перестройки ржавым ледоколом застрял на подставке; дерзко
сверкает в центре кусок антрацита, а в желто-тревожном небе высоко-высоко летит
паровоз... Тоже вроде бы белиберда, но, собранная на холсте, она воздействует
как притча о надеждах,Как ни смотри на эти утюги - в них нет ничего непозволительного, но именно отсюда начинается опала.
Работы его, отвергнутые в Казани, успешно проходили отбор на всесоюзных и всероссийских выставках. В профессионализме самого молодого но тем временам художника из Татарстана не сомневались ни столичные выставкомы, ни авторитетные искусствоведы, уделявшие ему внимание в обзорно-аналитических статьях журналов "Художник" и "Творчество". Но в Союз художников Татарии его трижды не принимали "из-за отсутствия диплома об образовании". Действительно, он ушел из седьмого класса школы-интерната, порешив, что хватит с него обязательных знаний, и дальше сам выбирал свой путь. Живописи он учился у Николая Индюхова. Ильдара Зарипова и Бориса Майорова. Замечательные художники щедро отдавали ему все, что постигли сами. Но творчеству научить нельзя, можно только послать, как в сказке: иди туда - не знаю куда. чтобы найти то - не знаю что. На этом пути не раз защищал его от сплоченных нападок собраться Баки Урманче. Морально и материально помогали поклонники и учителя, особенно Ильдар Зарипов. Открыто признавали его живописный дар неугомонные старики Н.Д. Кузнецов, А.Л. Прокопьев, В.И. Куделькин.
Виктор Иванович Куделькин на одной из молодежных выставок спросил:
- Гена. ты почему портреты не пишешь? - Да я не умею людей рисовать.
- Ерунда! Вон как рыб написал! И рожи так же пиши, а после рож у тебя и лица получатся.
И у него получилось- Глубокие психологические проникновения в человеческую душу - серия автопортретов, "Нариман", "Андрей" и женщины;
"Ночь" - синее пламя искаженного страстью нежного лица в тайне мрака
- симфонический авангард, "Светлана" - портрет королевы, где уязвленная гордость борется с благородством
- переложение музыки Грига на живописный язык. Женщины в его творчестве, пожалуй, достойно соперничают с "полуторками", "эмками", цветущими садами и старыми домами. Они проходят сквозь все периоды его творчества - "черный", "сиреневый", "деревенский", "серебристо-асфальтовый".
"Обнаженные" Архиреева покоряют и европейцев, и азиатов, XOIH эти дамы далеки ит длинноного-тощих стандартов и ничуть не моложе самих себя. Неприукрашенные, независимые, они не стремятся понравиться, но, согретые страстным взглядом художника, становятся неотразимо обаятельными.
В его жизни был и "глухой" период. Ходили слухи, что Архиреев спился, что его бросила жена. Другие говорили:
дескать, какая-то баронесса купила ему особняк в Европе.
При одной из таких "рассказок" я познакомилась с его соседом. Этакий обстоятельный товарищ по прозвищу Луноход охотно поведал про "бездельника и босяка": "Спит до полудня, а потом каждый день, оседлавши велосипед, ездит куда-то "смотреть небо". Ни мороз с гололедом, ни дождь - ему нипочем. И что ему в том небе кажут, кроме ворон? А их-то и здесь - вона... считай, не пересчитаешь. К нему уважаемые люди едут, портрет, например, хотят, да разве он для кого постарается!.. Не умею, говорит, и конец. Зато себя самого и пишет, и пишет -задарма..."
Вскоре случай свел меня с Архиреевым для личного знакомства. С тех пор я наблюдаю за ним с близкого расстояния.
Обстоятельный человек, наверное, примет за праздную глупость созерцательную работу ума, или то, что, сидя без гроша, он отказывается продать картину только потому, что она ему самому очень нравится.
У этого "бездельника" ярко светятся окна до утренней зари. Цвет и линия родятся и умрут не раз, пока возникнет, наконец, видение, способное остановить руку автора.
Чего же он ищет в уединенных ночных скитаниях в мире сложных цветовых отношений? Простоты. Небанальной. Не голого символа, лишенного живой плоти. Но той простоты, что объединяет его с разными людьми в понимании главного:
жизнь бесконечно драгоценна, даже если кажется иногда далеко не прекрасной.
Сложилось стойкое мнение, что "он ничего не продает". Это не так, иначе он давно бы умер с голоду. Более пятидесяти работ пришлось продать в Западную Европу и на Ближний Восток, откуда ему трогательно пишут о том, какая мудрая сила исходит от его живописи, как она помогает им в трудные минуты. На фотографиях, присланных оттуда, его картины одеты в "золотые" рамы, а он говорит, что живопись, как и вино, теряет аромат на чужой земле.
Непосредственность его выглядит иногда эксцентрично, но он не способен подлаживаться под чужие мерки и ожидания. Он, например, не понимает, как могут обижаться непрошеные гости на то, что он не открывает им дверь. Однажды Геннадий пытался объяснить это американским коллекционерам через раскрытое окно, но те все равно обиделись. После чего он прибил над дверью внушительный аншлаг: "Без приглашения не входить".
Архиреев совершенно свободен от зависти и убежден, что его жизнь вовсе не соревнование - а танец, в котором он сам выбирает партнеров.
Когда друзья предлагают ему рекламную раскрутку: "Слава - деньги в квадрате", он цитирует Фаину Раневскую; "Деньги уйдут, а глупость останется".
Никогда бы не состоялась его первая персональная выставка, если бы не Вера Цой, до конца своей недолгой жизни возглавлявшая отдел современного искусства в Государственном музее изобразительных искусств Республики Татарстан. Она проявила поистине восточную изобретательность, чтобы показать картины Архиреева в музее в августе 94-го года.
Конечно, я была ее верной сторонницей и активно участвовала в сговоре с музеем.
Он самый добрый вольнодумец из всех, кого я знаю. Не это ли возбуждает любопытство? Ведь чем отличаются люди от богов? Каждый человек знает о том, что он смертей, но живет так, как будто он вечен, и позволяет себе то, на что не осмеливаются даже боги. Так говорили древние греки. Я думаю, они не имели в виду человеческие безобразия, конечно, они говорили о творчестве.
